Этап I. Начало оглашения
— Мы уж тут сами, по-родственному… — начала Лариса, но нотариус поднял руку, прося тишины.
— Прошу не перебивать. Всё, что будет сказано, записано официально.
Он достал из папки несколько листов, разложил их перед собой и начал читать ровным, деловым голосом:
— Завещание гражданки Беловой Зинаиды Аркадьевны, составленное 4 мая прошлого года, хранится в нотариальной конторе № 3 посёлка Ключевского. Завещание подлинное, подтверждено подписью и печатью нотариуса.
В комнате повисла тишина. Слышно было, как за окном проехала телега, и как щёлкнул выключатель старого вентилятора. Катя слушала, но не верила, что это всё происходит с ней.
— Согласно пункту первому, — продолжал нотариус, — всё движимое имущество — мебель, ковры, посуда и предметы быта — завещаются племяннице Ларисе Витальевне Козловой.
Лариса довольно кивнула, расправила плечи.
— А вот пункт второй, — Игорь Борисович перевернул страницу и слегка приподнял брови, — гласит: дом, земельный участок и накопления на сберегательном счёте в размере восьмисот тысяч рублей завещаются гражданке Смирновой Екатерине Андреевне.
В помещении разом стало тихо, как перед грозой.
Катя замерла. Казалось, слова нотариуса не имели к ней отношения. Она даже не сразу поняла, что это её имя.
— Что? — первой не выдержала Лариса. — Да быть не может! Этой… этой девчонке?! Она же не родня!
— Всё верно, — спокойно сказал нотариус. — Завещание составлено при свидетелях. Подпись Зинаиды Аркадьевны — подлинная.
Катя покраснела, опустила глаза и прошептала:
— Но я не знала… честное слово, я ничего не знала.
Этап II. Возмущение
— Этого не может быть! — выкрикнула Лариса, вскочив со стула. — Я родственница, я кровь родная, а эта кто? Простая сиделка!
Нотариус поднял взгляд:
— Госпожа Козлова, прошу вас соблюдать порядок. Если у вас есть возражения, их можно подать в суд в течение шести месяцев.
— Суд? Да я подам хоть сегодня! — Лариса хлопнула по столу сумочкой. — Всё это подстава! Эта тихоня просто обманула старушку!
Катя почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Ей хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе. Она вспомнила руки Зинаиды Аркадьевны — тёплые, пахнущие ромашкой, как они держали её ладонь, когда та болела, как шептали: «Ты у меня добрая, Катюшенька, спасибо тебе за всё».
Но говорить вслух она не могла.
Когда заседание закончилось, Лариса вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью.
— Ничего, — тихо сказал нотариус Кате. — Не обращайте внимания. Белову я знал много лет. Она всё делала осознанно.
Катя только кивнула.
Этап III. Воспоминания
Дорога домой шла через старый парк. Осенние листья шуршали под ногами. Катя шла медленно, всё ещё не веря, что теперь дом Зинаиды Аркадьевны принадлежит ей.
Она помнила, как впервые пришла туда три года назад — робко, с банкой варенья, по просьбе соседки. Зинаиде тогда исполнилось семьдесят восемь. Одинокая, с больными ногами, но гордая и язвительная старушка. Первое время она бурчала:
— Уж не пришла ли ты моё наследство сторожить?
А потом привыкла. Катя носила продукты, убирала, читала вслух старые книги. Зинаида Аркадьевна смеялась, когда Катя пекла блинчики, и говорила:
— Ты мне как внучка.
Иногда Катя задерживалась допоздна — слушала истории про войну, про утраченные письма и про мужа, погибшего под Курском.
И вот теперь всё это — дом, сад, яблони, старый самовар — стало её.
Этап IV. Вражда
На следующий день в дверь постучали. Катя открыла — и на пороге стояла Лариса.
Щёки её пылали, глаза метали молнии.
— Послушай, — начала она без приветствия, — мы можем договориться. Дом — мой по праву. Ты же понимаешь, это несправедливо!
— Я ничего не отнимала, — тихо сказала Катя. — Всё было решено при жизни Зинаиды Аркадьевны.
— Конечно! — фыркнула Лариса. — Она старуха, ничего не соображала! Ты ей мозги запудрила, вот и всё!
Катя отступила на шаг.
— Не говорите так. Она до последнего дня была в здравом уме.
Лариса осмотрела дом: чисто, уютно, в углу — фотография Зинаиды с цветами.
— Всё это не твоё, — процедила она. — Не надейся, что я отстану.
И, развернувшись, ушла, громко хлопнув калиткой.
Катя села у окна и впервые позволила себе расплакаться.
Этап V. Суд
Через месяц пришла повестка: Лариса подала иск о признании завещания недействительным.
На первом заседании Лариса говорила громко, эмоционально, уверяя, что старушка была больна и не осознавала, что делает. Катя молчала, дрожа от волнения.
Когда вызвали свидетелей, встал участковый, бывший сосед Беловой.
— Зинаиду Аркадьевну я знал лет тридцать. И в последний год она была вполне в своём уме. Часто говорилa о Кате, хвалила её: «Вот единственный человек, кто ко мне по-человечески».
Вторым свидетелем стал фельдшер из сельской амбулатории:
— Да, я подтверждаю, она была в здравом уме.
Лариса побледнела.
Суд длился три часа. Когда судья наконец зачитала решение — «в удовлетворении иска отказать» — Катя не сразу поняла, что выиграла.
Лариса встала, резко отодвинула стул и прошипела:
— Ты ещё пожалеешь.
Этап VI. Дом, ставший убежищем
Жизнь понемногу вошла в привычное русло. Катя привела дом в порядок: подкрасила забор, убрала сад, перестелила ковры. Вечерами зажигала старую лампу и слушала, как за окном шумит ветер.
Иногда ей казалось, что Зинаида Аркадьевна всё ещё рядом — шуршит газетой, ворчит, что «чай перекипел».
Соседи относились к Кате с уважением:
— Молодец, девка. Не зря старушка тебе доверилась.
Катя стала помогать и другим пенсионерам: приносила лекарства, помогала оформить субсидии. Люди отзывались о ней всё теплее, и даже глава сельсовета говорил:
— Таких бы побольше, а то нынче все только себе живут.
Этап VII. Неожиданный визит
Однажды вечером, когда Катя возвращалась из магазина, у ворот снова стояла Лариса.
Но теперь в её взгляде не было злости — только усталость и растерянность.
— Можно войти? — спросила она.
Катя колебалась, но всё-таки кивнула.
— Мне… стыдно, — тихо сказала Лариса, садясь на табурет. — Я тогда обозлилась. У меня долги, сын в институте, я думала, хоть что-то продам. А теперь понимаю — тётка сама выбрала. Прости, если сможешь.
Катя молча налила чай.
Долго сидели в тишине. Потом Лариса достала старую фотографию — Зинаида с молодой Ларисой лет двадцать назад.
— Хорошая была… — вздохнула она.
— Да, — ответила Катя. — И справедливая.
Этап VIII. Тайна письма
Через неделю Катя разбирала старый комод в спальне Зинаиды. В одном из ящиков, под стопкой простыней, она нашла конверт.
На нём было написано её имя: «Катюше».
Руки дрожали, когда она разворачивала письмо.
«Дорогая моя девочка.
Если ты читаешь это, значит, я уже не рядом. Не пугайся того, что я оставляю тебе дом. Я знаю, что родня меня не поймёт. Но мне не нужен человек по крови — мне нужен тот, кто по сердцу.
Ты была рядом, когда я болела, когда все отворачивались. Ты не ждала ничего взамен. Я вижу в тебе ту доброту, что спасает мир.
Береги этот дом, но главное — себя.
Твоя Зинаида Аркадьевна.»
Слёзы текли по щекам, но на душе было светло.
Этап IX. Новая жизнь
Прошло полгода. Дом Кати стал местом притяжения для всей деревни. Здесь собирались женщины на чай, дети бегали по саду, по вечерам звенел смех.
Катя оформила участок официально на себя, поставила памятник Зинаиде Аркадьевне — скромный, с надписью: «Любящая бабушка для всех».
Лариса иногда приходила помогать — то принести малину, то покрасить калитку. Их отношения стали осторожными, но добрыми.
А через год Катя открыла в доме небольшой «дом дневного пребывания» для пожилых людей — приходили старики, чтобы пообщаться, почитать газеты, попить чаю.
Сельчане называли её место просто: Дом Зинаиды.
Этап X. Исполнение воли
Весной к Кате приехал нотариус Игорь Борисович.
— Екатерина Андреевна, — сказал он, — нашёлся ещё один документ от Зинаиды Аркадьевны. Завещательный фонд. Она оставила небольшой вклад — просила, чтобы проценты шли на помощь пожилым людям.
Катя улыбнулась:
— Значит, всё, что я делаю, — именно то, чего она хотела.
Игорь Борисович кивнул:
— Она знала, кому доверяет. Не по фамилии, а по сердцу.
Эпилог
Катя тихо ухаживала за одинокой пенсионеркой.
Но вся деревня ахнула, когда огласили завещание…
Прошло много лет. Дом Зинаиды Аркадьевны всё так же стоял у дороги — с зелёной калиткой и яблонями в саду. Люди говорили:
— В этом доме живёт доброта.
И каждый, кто переступал его порог, чувствовал то, ради чего и стоило жить:
тепло, покой и память о тех, кто однажды поверил в человека без оглядки на родство, а просто — по душе.
